ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ФАЛЬСИФИКАЦИИ

Ас. Ш. МНАЦАКАНЯН, П. С. СЕВАК

ПО ПОВОДУ КНИГИ 3. БУНИЯТОВА «АЗЕРБАЙДЖАН В VII–IХ ВВ.»

Перед нами книга Зия Буниятова «Азербайджан в VII—IX вв.», изданная в Баку в 1965 г. В предисловии автор справедливо отмечает, что только совместное изучение материальной культуры Азербайджана, Армении и Грузии, только комплексное изучение средневековых материалов (добавим, и не только средневековых) даст возможность с достаточной полнотой осветить вопросы истории как азербайджанского народа, так и других народов республик Закавказья.

Безусловно, только совместными усилиями можно создать полную и правдивую историю народов Кавказа. Однако этих совместных усилий все еще недостаточно, и поэтому вполне возможно, что в отдельных монографиях могут быть неправильные трактовки, неверная постановка вопросов, нуждающихся в уточнении.

Однако (концепция, которую развивает в книге 3. Буниятов в связи с историей и культурой армянского народа, не может быть отнесена ни к одному из возможных просчетов и ошибок. Здесь мы уже имеем дело не с отдельными ляпсусами, а с тенденциозными, антинаучными взглядами. Поэтому считаем нужным остановиться на этой стороне книги.

Бросается в глаза прежде всего то, что 3. Буниятов почему-то освещает не общие интересы, не культурные связи, а ищет, намеренно подчеркивает и раздувает споры и трения между ними, которые имели место в отдельные периоды их истории, в особенности в эпоху раннего средневековья. Более того, не. ограничиваясь выискиванием темных пятен в истории армянского и албанского (агванского) народов, он извращает историческую действительность и совершенно голословно, вопреки достоверным всему миру известным фактам, пытается представить армян как врагов албанцев.

В его сочинении красной нитью проходит мысль о том, будто агрессоры-армяне, призвав на помощь иноземных захватчиков (арабов), насильно «арменизировали» албанский народ, присвоив его территорию и культуру. Руководствуясь определенной антинаучной, нездоровой тенденцией, 3. Буниятов ищет вражду там, где на самом деле была большая дружба, и совершенно

[стр. 297]

закрывает глаза на то обстоятельство, что армянский народ, как и его соседи, в период арабских завоеваний, до них и после них почти постоянно был объектом агрессии и нашествий внешних, пришлых сил, против которых братские народы Закавказья неоднократно вели совместную героическую освободительную борьбу.

3. Буниятов развивает надуманную, антиисторическую концепцию. Если верить автору книги, получается, что испокон веков существовала великая Албания (Агванк), простиравшегося от Кавказских гор до Аракса, со своим албанским (агванским) населением, со своей национальной церковью и литературой, которые существовали до начала VIII века. ...Будто был армянский католикос того времени Егия вступил с арабскими войсками в Агванк, уничтожил агванскую национальную церковь, подчинил ее григорьянскому вероисповеданию, а страну передал арабам.

У читателя этой удивительной небылицы возникает много вопросов, и в частности вопрос: а кто же сдал арабам чуть ли не половину старого света, в том числе родину католикоса Егия? Из этой же буниятовской сказки узнаем, что агванская церковь, якобы из-за армянского гнета утратила свою самостоятельность и подверглась григорьянизации, которая продолжалась до XIII века, после чего, согласно заявлению того же 3. Буниятова, начинается другой процесс—«арменизация» этой страны, то есть насильственная ассимиляция агванского населения.

Мы вынуждены объяснить доктору наук, что армянская церковь была монофизитской точно так же, как и агванская, и если вместо прилагательного «монофизитская» может быть употреблено «григорьянская», то это относится к агванской церкви в такой же мере, как и к армянской.

Выходит, что григорьянская церковь «григорьянизирозала» григорьянскую церковь!

«Как и в других христианских странах,— пишет 3. Буниятов На 91-й странице своей книги,— в Аране существовали многочисленные отклонения от диофизитского греческого вероучения, проявлявшиеся в виде различных еретических течений, враждебных григорьянскому толку. Они жестоко преследовались».

Эта фраза также свидетельствует, что 3. Буниятов не разбирается в вероучениях христианской церкви. Он не различает понятий монофизит и диофизит и не учитывает, что агванская церковь была монофизитской, и, значит, не имела «многочисленные отклонения от диофизитского греческого вероучения», а находилась в резком противоречии с ним, как суннизм врагом шиизму. Он не знает также, что армянская церковь была и есть тоже монофизитской, следовательно, «многочисленные отклонения от диофизитского греческого вероучения» агванской церкви могли только приводить в восторг армянскую церковь, а не «жестоко преследо-

[стр. 298]

ваться» ею. Но это вовсе не мешает 3. Буниятову по всякому поводу и без повода повторять «многовековой борьбе между албанским и григорьянским духовенством» (стр. 29); и «многовековой борьбе этих церквей» (стр. 11) и т. д.

Эта «многовековая борьба» выдумка самого 3. Буниятова. В действительности же между армянской и агванской церквами между армянским и агванским народами существовала многовековая и притом редкая дружба. Лозунг дружбы народов для всех нас, и, надо надеяться, для 3. Буниятова колыбельная песня. Но 3. Буниятов в данном случае почему-то игнорирует эту дружбу и всячески разделяет те споры, .которые имели место между этими церквами и народами.

Когда бы и где бы только ни поднимался вопрос халкедонизма7 всегда нужно искать не только перст греческой церкви, но и жезл византийской империи. То же и в данном случае: надо быть ребенком, чтоб думать, что арабы захватили Агванк лишь по желанию армянского католикоса.

Ложно также утверждение 3. Буниятова, что католикос Егия обратился к халифату по своей инициативе. Католикос сделал этот шаг по настоянию князей и духовных предводителей Агванка. Об этом свидетельствуют и М. Каганкатваци (Մովսես Կաղանկատվացի, Պատմութիւն Աղուանից աշխարհի, Թիֆլիս, 1912, стр. 337) И ОВ. Драсханакертци Հովհ. Դրասխանակերտցի, Պատմութիւն Հայոց, Թիֆլիս, 1912, стр. 99). Достоверные факты этих и других исторических источников подтверждают, что в данном случае борьба велась не между армянской и агванской церквами, а со стороны армянской и агванской церквей против халкедонизма.

Как же 3. Буниятов не замечает такой факт — ужасное давление Византии на Агванк и на соседние страны того периода? Разве не томились в это время в греческой тюрьме агванский князь Вараз Трдат, и его сыновья? Разве агванские князья и дворяне, сильно возмущенные этим арестом, не созвали Собор и не написали обращение к армянскому католикосу, прося его помощи? На каком же основании 3. Буниятов пишет, что в это время «албанская церковь (диофизитская) опиралась на помощь Византии» (стр. 953? Тогда почему же албанские владыки были арестованы в той Византии на поддержку которой они опирались. А кто такие Шеро («патрик Гардмана и князь Агванка») и все те участники Собора, которые обратились за помощью к католикосу Егии? И, наконец, о каких византийских насилиях (в 699-704 гг.) говорит сам 3. Буниятов (стр. 106)?

Эти вопросы не интересуют его. Он занят более «важным» делом—любыми путями увеличить тот «братский» клин, который

[стр. 299]

он хочет насильно вбить в единство и дружбу армянского и агванского народов.

3. Буниятов утверждает, что «армянский католикосат... никогда не гнушался никакими средствами для унижения своего противника» (стр. 92). Далее, он добирается до вывода: «Таким образом, армянская церковь водворила «мир во всех церквах Албании» лишь при помощи иноземных захватчиков, к которой она прибегала всегда, когда этого требовали интересы армянского католикосата и нахарарства, стиравших «со знаменем креста на своем пути народы исторической Агвании, частью которой является Карабах (Арцах)» (стр. 101).

Итак; выходит, что армянская церковь на протяжении веков не делала ничего иного, кроме того, что всегда прибегала к помощи иноземных захватчиков; армянская церковь к тому же «стирала на своем пути народы исторической Агвании», в том числе и в Арцахе—Карабахе.

Армянская церковь не «стирала» и не могла «стереть» целый народ. Утверждение Буниятова является абсурдом. Речь может идти о религиозных-догматических спорах, которые имели место как в Агванке, так и в самой Армении. Скольких епископов (и даже католикосов) низлагали, ссылали и передавали анафеме? А скольких духовных лиц клеймили раскаленным железом?! А сколько томов сожгли?! И все это в самой Армении, среди исконно армянского населения, руками исконно армянской церкви! И разве говорящему от имени марксизма-ленинизма доктору исторических наук нужно напомнить, что вся история средних веков содержит тысячи фактов борьбы официальной церкви той или иной страны с иной верой или с иными течениями той же веры? Армянская церковь не могла быть и не была исключением, ее борьба (часто жестокая и кровавая) против всех проявлений халкедонства не затихала на протяжении почти всего средневековья. И все это, повторяем, в исконной Армении. И если борьбу против халкедонства в Агванке 3. Буниятов понимает как насильственную «григорьянизацию» и затем насильственную «арменизацию» страны, то как он назовет то же самое явление, что происходило в самой Армении и повторялось куда чаще, чем в Агванке? Что же получается: григорьянская церковь «со знаменем креста» любой ценой и любыми средствами стремилась «григорьянизировать» и без того григорьянскую церковь и «арменизировать» самих же армян?!

А разве такое же кровопролитие, такая же борьба против отклонений от официальной мусульманской веры не происходила в мусульманских странах? 3. Буниятов должен был бы помнить хотя бы светлый облик Насими, того Насими, с которого, как ему,

[стр. 300]

наверно, известно, живым содрали кожу не армяне и не в Армении.

Если агван, по заявлению Буниятова, в XI—XIII вв. уже не существовало, то по какой логике он считает часть населения теперешнего Азербайджана кровными потомками агванов? Каким образом, откуда? Ведь его теория об уничтожении албанов не оставляет никакой почвы для рождения новой нации? Ведь уничтоженные не живут, значит и не могут давать потомства. Далее, как же это получается: уже григорьянизированные»албаны существовали до XI—XIII веков, после чего началась их «арменизация»? Так, что ли?

Но у армянского народа в XI—XIII вв. не было централизованного государства, его отечество было разделено на множество мелких и крупных частей; к тому же тюркско-сельджукские и монгольские орды лавиной обрушились и засели в Армении, как и во многих других странах.

Обвинить живший в таких условиях народ в том, что он может «арменизировать» и ассимилировать другой какой-либо народ, не только смешно. Это, к тому же, клевета.

Можно было бы здесь остановиться, и мы бы остановились но не останавливается сам 3. Буниятов, котрый одарил мировую науку никогда не существовавшим и никем не слыханным термином «армяноязычный».

В работе 3. Буниятова использованы в основном арабские или армянские источники, но при этом он почти не употребляет выражения «армянская литература» или «армянский историк». Он избегает этого. Вместо «армянский» он выдумал новый термин-«армяноязычный», и это, как увидим скоро,, не зря, не случайно.

Не стоит ли терять время, доказывая, что есть, действительно есть грекоязычная, латиноязычная, арабоязычная, персоязычная. даже тюркоязычная литература, но никак не армяноязычнзя? Вряд ли кто-либо (даже 3. Буниятов вместе со своим редактором) сможет во всей армянской, средневековой литературе указать произведение, написанное рукой неармянина. Есть армяне, писавшие на греческом, сирийском, персидском, арабском, даже турецком языках, но ни один грек, сириец, перс, араб и или турок не писал по-армянски.

3. Буниятов прилепляет к армянской литературе прилагательное «армяноязычная», ибо у него свои особые счеты и особая философия.

При определении национальной принадлежности какого-нибудь литературного произведения Буниятов не придает значения ни национальности автора, ни его вероисповеданию, ни языку, на котором писал он, ни тому обстоятельству, для какого народа написано его произведение. Для него решающим является то, где родился, где жил данный автор.

[стр. 301]

«Исследователь» дошел до такого абсурда потому, что хочет в мгновенье ока лишить армянский народ большого числа поэ тов, историков, языковедов, правоведов,— иначе говоря, всей той армянской культуры, которая создана на армянском языке армянами за несколько веков до того, как нога турок-сельджуков вступила в Закавказье.

Буниятов начинает с Мовсеса Каганкатваци. Он считает, что «История» Каганкатваци была написана на агваноком языке, и что армяне перевели ее на армянский язык, уничтожив подлинник.

Но Буниятов не задумался хотя бы над двумя следующими вопросами.

Во-первых, если армяне предварительно перевели книгу Каганкатваци и потом уничтожили подлинник, то в ней (как во всяком переводе) волей-неволей должны были остаться хоть какие-нибудь следы языка подлинника, какие-то агванизмы. К примеру, тот же Каганкатваци в своей «Истории» поместил один (в несколько строк) арабский документ, в переводе которого наглядно видны несколько арабизмов. Могут ли 3. Буниятов и его редактор указать во всем томе Каганкатваци хотя бы какой-нибудь «агванизм», какое-нибудь агванское слово или термин, какой-нибудь оборот речи или идиому? Ведь в таком случае сочинение Каганкатваци получило бы двойную ценность, как единственный источник, откуда можно было бы почерпнуть хоть несколько слов, оставшихся от бесследно исчезнувшего языка агван, не считая, быть может, нескольких пока не расшифрованных надписей.

Во-вторых, «История» Каганкатваци не только армянское сочинение, изложенное по-армянски и рукой армянина, но по существу во многом является компиляцией из работ других армянских историков. Агван по национальности и агванский писатель, да еще (по описанию 3. Буниятова) в условиях неслыханной и вековой «вражды», не мог так обильно использовать литературу своих «заклятых врагов», а использовав ее, не мог не проявить своего враждебного отношения. Скажем также, что если бы он был агваном и писал по-агвански, то в его работе множество цитат, заимствованных из армянских авторов, должны были быть переведены дважды (сначала—с армянского на агванский, потом—с агванского на армянский), следовательно, были бы очень Далеки от оригиналов. Между тем они в действительности слово в слово совпадают с армянскими текстами, не считая незначительных описок переписчиков.

Но 3. Буниятову в голову не приходят такие элементарные вопросы. Поэтому он и произведения таких представителей армянской словесности и поэзии, как Мхитар Гош и Киракос Гандзакеци (с их прославленными школами), как армянский поэт

[стр. 302]

VII века Давтак (см. стр. 98, 99), о которых имеется огромная литература,— объявляет неармянскими.

Буниятов превращает в агванского писателя Мхитара Гоша, чье имя настолько чисто армянское, что его значение могут понять все те, кто знает армянский язык. Тот Мхитар Гош, который не только был армянским вардапетом, но и удостоился этой степени дважды. Тот Гош, который в свое время был самым большим авторитетом среди армян как в Восточной Армении, так и в армянском царстве Киликии и, благодаря этому, дошел до того, что стал духовным отцом амирспасалара Закаре. И вот этот самый Гош, силой росчерка пера, перестает быть армянином.

Мхитар Гош, конечно, не мог знать, что через 750 лет после него появится 3. Буниятов и превратит его—знаменитого армянина и дважды вардапета армянской церкви, великого армянского правоведа и баснописца—в агвана. Гош не заполнял «анкету» с обязательным пунктом «национальность». Но несмотря на это и тем не менее, в его произведениях есть (и не могли не быть) сведения о его национальности. Например, упоминая армянского царя Абгара в своем «Судебнике», Гош о нем говорит «наш царь Абгариос» (стр. 301). Обращаясь к грузинам, он пишет: «Не слушайте наших врагов, ибо в Армении нет еретиков». Обращаясь к знаменитым армянам, братьям Иванэ и Закарэ, он уверяет, что не скрывает от них «недостатки нашей нации» («Арарат», 1900, стр. 497-498) и т. д.

Вот так, 3. Буниятов средь бела дня похищает Мхитара Гоша, и не только его. Точно таким же образом он поступает с Киракосом Гандзакеци и многими другими армянскими средневековыми авторами. Из того, что он пишет на стр. 99, не трудно догадаться, что речь идет о произведениях земляков Киракоса Гандзакеци—Ованеса Саркавага, Давида—сына Алавика, Григора—сына Токакера, Ванакана Вардапета, Вардана Аревелци и др.

Киракос Гандзакеци сам свидетельствует о своей национальности. Он об этом говорит на многих страницах своей «Истории» («наш армянский народ», «наша страна Армения», «о племени стрелков и разорении нашей армянской страны» и т. д.).

И после всего этого 3. Буниятов может писать вот что: «Судебник» Гоша, «Историю» Киракоса Гандзакеци, как и много других средневековых источников по истории Арана, в значительной мере следует считать памятниками албанской литературы, написанными на грабаре. И только отсутствие в Азербайджане исследователей христианского периода истории Арана (Албании) дало возможность считать эту литературу армянской, хотя для этого никаких оснований, кроме языка, нет» (стр. 99. Здесь и далее в цитатах подчеркнуто нами).

[стр. 303]

Вот как! В Азербайджане исследователи не занимались историей страны христианского периода, и потому армяне спокойно считали своих историков и писателей своими, но вот при шел 3. Буниятов и хочет одним махом перевернуть все верх ногами.

Да, «все это было бы смешно, когда бы не было так грустно...». Но перед грустным концом еще (и в последний) раз поговорим о смешном.

Присвоив всю «Историю» Мовсеса Каганкатваци, 3. Буния(тов «отнимает» у армянского народа и поэта VII века Давтака, потому что его знаменитый «Плач» дошел до нас в «Истории» Каганкатваци. Ему и в голову не приходит, что тем самым он [ставит себя вдвойне смешное положение.

Имя Давтака происходит от имени Давид и уменьшительно-ласкательного армянского суффикса ак.

Но главное не это. Дело в том, что «Плач» Давтака написан акростихом и построен на армянском алфавите. Это—убийственное обстоятельство, которое 3. Буниятов и его консультанты проглядели. Теперь 3. Буниятов может с опозданием спросить последних и узнать, что армянский алфавит состоит из 36 букв, а агванский—из 52 букв, причем последовательность их совершенно различна. Значит, если бы Давтак был агванским писателем и писал по-агвански, то его «Плач» должен был бы содержать 52 строфы и строиться в совершенно ином порядке. А как «варвары»-армяне, прежде чем «уничтожить» произведение «агванского писателя» Давтака, могли уложить перевод его 52 строф в 36 строф, тем более, что порядок букв иной? И кроме того, может ли 3. Буниятов указать хоть один образец во всей многовековой мировой переводной литературе, чтобы акростих, написанный на одном языке, был переведен на другой язык с сохранением количества букв и последовательности? 3. Буниятову, быть может, известно, что в Библии, например, содержится множество стихов, написанных в порядке еврейского алфавита. Иначе и не могло быть: ведь как можно было стихотворение в 22 строфы превратить в стихотворение в 36 строф, да еще сохраняя последовательность еврейских букв?

Стоит ли после всего сказанного доказывать, что Давтак— армянин и что его «Плач» написан по-армянски? Бесспорно одно: Буниятов, как и во множестве других случаях, в связи с Давтаком ставит себя в незавидное положение.

Но Буниятов не ограничивается этим. Он берется «агванизировать» также и многих армянских князей. Первым ему на

[стр. 304]

глаза попадается» князь Сахл, которого арабы называли на свой лад Сохлем ибн-Сунбатом, а все армянские авторы, как и следовало ожидать)—Сахлем Смбатяном. «Агванизировать» этого князя 3. Буниятову крайне необходимо, потому что Сахл Смбатян, как вынужден писать и сам 3. Буниятов, был владетелем не только «одной из областей Арана—Шаки, а в дальнейшем и всего Арана» (т.е. всей Албании, стр. 184).

Армянские историки, особенно Мовсес Каганкатваци, дают точное определение происхождению Сахла и его рода: он был отпрыском армянского рода Араншахиков (или Ераншахиков), которые фактически господствовали во внутренней жизни Арана до тех пор, пока персидский военачальник Михран с 30 000 семей не переселился в Албанию. Вот эти Михраниды и решили избавиться от Ераншахиков—отпрысков «изначально армянской нации» и, пригласив на пир 60 человек, отравил всех, оставив только одного Зармихра Ераншахика, ибо он был затем Михранидов (Каганкатваци, стр. 196—197).

История этого коварства известна даже 3. Буниятову, который пишет, что Зармихр был единственным, кто «был оставлен в живых Михранидом Варданом, когда он, пригласив на обед 60 человек из династии Зармирх, дал им «хлеб гибели» и уничтожил всех» (стр. 185).

Казалось бы, все верно, но обратите внимание на свидетельство Мовсеса Каганкатваци и на подчеркнутые слова в пересказе 3. Буниятова: древний историк свидетельствует, что на пир были приглашены Ераншахики «изначально армянской нации», а Буниятов, излагая того же автора, вместо армянских Ераншахиков подсовывает слова: «из династии Зармирх», совершая очередной подлог с целью «доказать», что Сахл Смбатян был отпрыском не армянских Араншахиков, а «потомком царского албанского рода Зармирх» (стр. 185).

Неужели Буниятов считает, что у читателей нет памяти? Ведь персы-Михраниды пригласили на пир 60 представителей армянской знати и не убили из них только этого самого Зармихра. Значит, и он был армянином! И каким же образом этот самый Зармихр вдруг стал родоначальником царского албанского рода, чтобы затем еще стать предком «агвана» Сахла Смбатяна?!

Мы не будем цитировать армянские источники,—подальше от греха! Лучше и легче обратиться к помощи самого 3. Буниятова, который свой труд снабдил приложением арабских авторов, в его же, как утверждает он, переводе. А вот что пишут арабские историки о Сахле Смбатяне—Сахле ибн-Сунбате.

Читаем у Абул-Фараджа: «Сахль ибн-Сунбат, армянский батрик» (стр. 324). Читаем у Масуди: «в области Сахля ибн-Сунбата, одного из армянских батриков» (стр. 325). Читаем у Ал-

[стр. 305]

Макдиси: «однако Сахль ибн-Сунбат, христианин, один из армянских батриков, узнал...» (стр. 329) и т. д.

Зная обо всем этом, 3. Буниятов все же утверждает: «Приведенное заставляет отвергнуть гипотезы об армянском происхождении Сахля ибн-Сунбата» (стр. 185) и мнит себя «первооткрывателем», разглагольствуя о том, что происхождение Сахля якобы «до этого было неясным» (стр. 12).

Вот так издевается 3. Буниятов не только над читателями, но и над самим собой! Подумать только: человек сам перевел все это, приложил к собственной книге и тут же преспокойно забыл (или «забыл») об всем этом! И все это потому, что он помышляет совсем о другом, а именно: если Сахл Смбатян не армянин, значит и его владения не армянские.

Как можно вопреки фактам, отобранным и переведенным собственноручно, не только объявлять, что владения Сахла Смбатяна не являлись армянскими, но и вычертить такую карту Арана, в центре которой находится Сюник, а вокруг него—и Байлакан и Кафан, и Ордубад, и Джульфа, и Нахичевань, и Сисиан.

Да будет известно 3. Буниятову, что армянскими княжествами были не только владения Сахла Смбатяна, но и весь Сюник, Ктиш, Варсан, Байлакан, Кабала, Шеки, Арцах-Хачен, Гардман, Утик.

Нарочито усложненная 3. Буниятовым задача на самом деле очень проста: если элементарным математическим способом вычесть все названные княжества из этой карты, сразу станет понятным, что Албания в этот период уже была лишь географическим понятием. И нечего думать, что обо всем этом он не знает.

Но 3. Буниятову еще нужно «решить» вопрос о языке и культуре интересующих его областей. При помощи Киракоса Гандзакеци он хочет доказать, что в XIII веке в Аране «говорили по-албански». Далее, он заявляет, что «язык сюнийцев был диалектом албанского языка» и в качестве свидетеля выставляет Захария Ритора (стр. 100). Открываем 3. Ритора и читаем соответствующие строки, которые Буниятов не цитирует сознательно. Там не сказано, что язык Сюника—диалект агванского языка (и какого же это языка, если в Агванке, как известно, жил не один народ с единым языком, а многие племена со своими языками-«диалектами»!). Более того, по Ритору получается, что не только Сюник, но и весь Агванк являлся частью Армении (см. Н. Пигулевская, Сирийские источники по истории народов СССР, М—Л., 1941, стр. 165).

Если 3. Буниятов так интересуется историей и языком Сюника, зачем же ему цитировать сирийца Ритора, «позабыв» об историке Сюника — Ст. Орбеляне, книгу которого он сам считает «весьма ценной» и пользуется ею весьма часто. А вот он, историк

[стр. 306]

Сюника (также и архиепископ Сюника, также и сын князя Сюника), свидетельствует, что еще в начале V века сам Месроп Маштоц «открыл школы в стране Сюника... и немедленно всех oбучил армянской словесности» Ստեփաննոս Օրբելյան, Պատմութիւն նահանգին Սիսական, Թիֆլիս, 1910, стр. 55).

Дабы «доказать», что Сюник не был частью Армении и тяготел к Албании, 3. Буниятов спокойно цитирует Себеоса, не подозревая, что попадает впросак. Себеос пишет, что до убийства персидского марзпана Сурена в 571 году «Ваган, владетель Сюнийской земли, восстал и отделился от армян и просил персидского царя Хосрова, чтобы он архивы Сюнийской земли перенес из Двина в город Пайтакаран и их город внес в границы Атрпатакана, чтобы имя армян было снято с них» (Себеос, История, Ереван, 1939, стр. 28—29).

Да, было такое!—один из князей Армении восстал и... так далее. Но ведь он хотел, «чтобы имя армян было снято с них»!!! Значит, сюнийцы были армянами, говорили и писали по-армянски и в 571 году, и во времена Маштоца!

Следуя той же тенденции 3. Буниятов локализует область Шакэ (Шаки, Шеки) в центре Сюника, в районе ныне селения Шаки, в то время как армянские, грузинские, арабские и другие источники локализуют область Шакэ там, где позже находилось Шекинское ханство, т. е. в районе города Нуха, называвшегося также Шакэ.

Но все-таки, если Сюник—это Агванк и сюнийский язык— это диалект агванского языка, то спрашивается: куда же девать Степаноса Сюнеци, автора VII века, известного литератора, переводчика, грамматика и лингвиста Сюника, который советовал своему армянскому читателю при стихосложении пользоваться языком «центральной и столичной» Армении («զմիջերկրայինս և զոստանիկսն»), но обязательно хорошо знать и другие говоры родного языка, в том числе сюнийский и арцахский («զՍիւնին և զԱրցախայինն»)? А куда девать то богатое рукописное наследство, созданное в Сюнике и сюнийцами, а также таких писателей и ученых Сюника, как Петрос Сюнеци, Мовсес Кертох, Вртанес Кертох, Степанос Сюнеци и другие, с их книгами и трактатами? Куда девать самый древний монастырь Сюника, под куполом которого и до сих пор сохранились надписи— все на армянском языке? Куда девать тысячи других надписей, рассеянных по всему Сюнику и покоящихся в своем каменном молчании?

Куда девать? Но как раз об этом и печется Буниятов. Он нашел и куда девать и как девать, иначе говоря, нашел и место и способ. Место? Албанская культура! А способ?

Способ нам уже известен: при помощи всесильной «григорьянизации» и «арменизации». 3. Буниятов на 97-й странице

[стр. 307]

своей книги пишет: «В дальнейшем армянская церковь вытеснила албанское духовенство с занимаемых им позиций и начала усиленную григорьянизацию албанцев, живущих в недоступных арабам горных местностях страны». Значит, в равнинах и доступных арабам местностях страны жили не албанцы?— спросим 3. Буниятова и послушаем его дальше: «Армянское духовенство постепенно свело на нет влияние церкви Арана среди этого населения и руками арабских властей уничтожило все литературные памятники албанов—все, что могло хотя бы в незначительной степени напоминать об албанской культуре».

Эту несуразную, необоснованную мысль Буниятов приписывает С. Еремяну и М. Орманяну, указывая даже страницы их работ. Между тем, ни у того, ни у другого автора нет ни одного слова об уничтожении албанских рукописей и других культурных ценностей. Буниятов и здесь фальсифицирует историю.

Кстати, раз речь зашла об уничтожении рукописей, чем, по-видимому, сильно озабочен 3. Буниятов, считаем нужным спросить его, почему же он ни одного слова не говорит о действительно массовых уничтожениях рукописей, имевших место в Закавказье в течение средних веков? Неужели ему не известно, сколько культурных ценностей было уничтожено здесь во время нашествий турок-сельджуков?

Из множества фактов припомним хотя бы один. Ст. Орбелян, чью «Историю», как мы видели, даже Буниятов вынужден считать «весьма ценной», свидетельствует, что в 1126 году турок «амир Гарон пришел и уничтожил княжество Капан и область Аревик... и Скалу Балака—монастырь, в котором было собрано множество... священных книг, перенесенных из других областей; и все было захвачено... а в 1170 году бог опять разгневался на страну Бах и на область Сюник... недоступную крепость Бахаберд, опору всего и убежище всех... там были собраны со всех монастырей святыни, книги и утварь церквей... и множество книг, числом более чем 10 000... и все это было захвачено и разметено по лицу земли... и повсеместно воцарился турок» (стр. 335—336). Таким образом, только в Бахаберде было уничтожено столько рукописей, сколько сейчас имеется в Матенадаране.

Если Буниятов ищет адрес уничтожителей рукописей,—вот ему этот точный адрес!

Сожжение рукописей Бахаберда—не первый факт и не единичный. Эта свирепая политика сметения с лица земли армянских рукописей и иного рода памятников не кончилась даже в 1915 году. И все же, после всего этого, армянский народ и сегодня имеет более чем 25 000 рукописей. Неужели армянские церковники смогли уничтожить все агванское так, как в отношении армянского народа не смогли сделать римские легионы и пер-

[стр. 308]

сидские маги, орды Чингис-Хана и Тамерлана, турко-сельджукские и другие варвары—все вместе и в течение многих веков?!

Но этот антиисторический вымысел всего лишь одна сторона буниятовской медали. Далее он пишет (стр. 97): «Уничтожая литературные памятники Арана, григорьянские церковники предварительно переводили их на грабар» (т. е. на древнеармянский язык).

Просто диву даешься! Уничтожать литературные памятники, предварительно переводя их на свой язык,— это уже небывалое явление в мировой истории! Буниятов, автор всех этих сногсшибательных «открытий», быть может укажет нам хотя бы еще один такой пример из истории человечества!

Нет! Люди, которые понимают, что перед тем, как уничтожить рукописи, их следует переводить, уже настолько цивилизованы, что вообще не станут уничтожать рукописи, тем более все рукописи целого народа! А те, кто уничтожает рукописи, настолько варвары, что не могут и помышлять об их предварительном переводе. Почему те, кто уничтожил 10 000 рукописей в Бахаберде, предварительно не перевели хоть одну или даже полстраницы, пусть даже одно предложение, если не на свой родной, то на персидский или арабский язык?!

Зия Буниятов не в ладах не только с историческими фактами, но и с фактами географическими. В этой области его фальсификаторские претензии, вытекающие из его нездоровых тенденций и стремлений, воистину, достигают геркулесовых столбов.

К книге 3. Буниятова приложена карта «Азербайджан в VIII—IX вв.». Неискушенным и верящим в элементарную научную добросовестность людям может показаться, что эта карта—конечный результат книги, как «и следовало бы ожидать. Но сначала вычерчена эта карта и только потом все исторические факты перекроены по ней. И вот, по этой карте, в Азербайджан VIII—IX веков входили: весь исторический Атрпатакан, весь исторический Агванк, восточные области исторической Армении, вся Советская Армения (кроме района Двина).

Пока оставим Буниятова с его картой и обратимся к истории. Прежде всего вспомним 387 год, который имел роковое значение для всего Закавказья.

Это тот год, когда персидско-римское многовековое соперничество временно разрядилось упразднением самостоятельности Армянского государства: договором 387 года Армения была поделена между этими двумя могущественными державами той эпохи. Персия (Сасанидский Иран}, на долю которой выпала

[стр. 309]

большая часть территории Великой Армении (и вся Албания), образовала новую административную единицу из собственно Агванка (Албании) и областей Армении Утик н Арцах. Нечто подобное случилось три века спустя, когда Арабский халифат захватил Иран и Закавказье. Как и их предшественники—персидские шахи и византийские императоры, арабские халифы на захваченных ими обширных землях создали новые военно-административные единицы, одной из которых была Armina (Армения). И эта новая (по понятиям арабов) «Армения» была намного больше, чем собственно Армения, потому что в нее входили также Иберия (Вост. Грузия) и Агванк (Албания).

Теперь спросим 3. Буниятова: как бы выглядел армянский так называемый историк, если бы он, злоупотребляя арабской военно-административной «Арменией», стал бы со всей серьезностью «доказывать», что в такие-то и такие-то века не было ни Иберии, ни Агванка, что они будто бы не только назывались, но и являлись Арменией и что их культура и литература тоже армянские?

Именно так поступает 3. Буниятов, умышленно предавая забвению договор 387 года, по которому часть Армении вошла во вновь образованный персами «Агванк», точно так же, как арабы, спустя три столетия, весь этот новый Агванк (вместе с Иберией) включили в «Армению». Этот новый (по понятиям персов) Агванк был примерно вдвое больше, чем старый Агванк, как по площади, так и по численности населения. Собственно Агванк состоял из 11 областей, и к ним присоединили 20 отторженных от Армении областей. Забывать о подобном обстоятельстве означает не только разыгрывать из себя слепого, но и принимать читателя за невежду. Ведь только отторженная от Армении область Арцах была равна половине площади собственно Агванка. И отторженная от Армении область Утик была примерно равна половине площади исконного Агванка. Следовательно, более половины нового Агванка составляла Армения.

Такова историческая действительность. В соответствии с этой действительностью следует считать опровергнутым голословное и вымышленное заявление 3. Буниятова о том, что якобы Агванк, представленный на его карте, «ни этнически, ни политически Арменией или ее частью не был» (стр. 94). Так можно было бы говорить только о левобережной Албании, но не о правобережной.

Как тут не вспомнить слова Юлия Цезаря о том, что «люди обычно склонны верить в то, чего они желают».

Буниятов, безусловно, знает, что насколько Албания разнится от Атрпатакана, настолько же Атрпатакан отличается от Мидии. Знает, но раз и навсегда решил поступать так, как сказано в том хадисе, который дошел до нас через автора IX века ибн-

[стр. 310]

ал-Факихи. «Земля,— говорится в этом хадисе,— держится на роге быка, а бык—на рыбе а рыба—на воде, а вода—на воздухе, а воздух—на влажности, а на влажности обрывается знание знающих».

Не будем пока уточнять, где «обрывается знание знающих». Скажем лишь, что если руководствоваться этой логикой, то можно прийти к заключению: поскольку Азербайджан занимает территорию исторической Албании, то значит Албания—это Азербайджан; поскольку исторический Атрпатакан по арабской транскрипции—Азербайджан, то, что и говорить, и это Азербайджан; поскольку исторический Атрпатакан входил в состав Мидии, то и это Азербайджан; а если Албания—Азербайджан, то значит албанцы (агванцы) были азербайджанцами, а если и Мидия— Атрпатакан, то его прежнее население тоже азербайджанское; а поскольку азербайджанцы—тюркский народ, значит турками были также албанцы и все народы Албании; турками были и жители Атрпатакана, а также и Мидии.

Буниятов делает еще один шаг вперед и без зазрения совести пишет: «Хотя население горных областей и районов Арама— Сюника, Арцаха, Хачена, Шаки, Гардмана и других некоторых сел нынешних Кировабадского, Исмаилинского, Куткашенского, Варташенского и ряда других районов Азербайджанской ССР, Сисианского, Басаргечарского и других районов Армянской ССР в настоящее время и является армянским, но у этого населения обычаи и нравы совершенно такие же, как и у живущих с ними рядом азербайджанцев, предки которых по тем или иным причинам стали мусульманами. Жители этих районов—это как раз те, предки которых «примкнули к церкви армянского исповедания и ассимилировались с армянами» (стр. 100).

Так, «историк» Буниятов лишает целый народ его национальности, объявляя его «арменизированными» албанцами. Получается, что армянское население Советской Армении и многих районов Советского Азербайджана не является подлинно армянским!!! Вот к чему привели недобросовестность и нездоровая тенденция. Как характеризовать ложные «концепции» Буниятова? Скажем пока одно: они не имеют ничего общего с наукой вообще, с марксистско-ленинской наукой—в особенности.

Мы не сомневаемся, что читатели рецензируемой книги поймут, что буниятовщина оскорбительна не только для армянского народа, но и для соседнего и дружественного азербайджанского народа, у которого свои прекрасные писатели Сам же Буниятов, вероятно, никогда не поймет ни знаменитого немца, который говорил: «Нельзя служить своему народу, будучи несправедливым по отношению к другому народу», и ни знаменитого азербайджанца, справедливо утверждавшего, что «совесть»—украшение человеческой натуры».